Жил-был когда-то батрак. Много лет прослужил он у барина и в награду за свои труды получил такого жалкого и несчастного ягненка,— глаза б на него не глядели. Взял батрак ягненка и побрел по белу свету, и все бродил в поисках работы, а ягненка пас себе у обочины дорог, в редколесье, по берегам рек. Ягненок рос, креп и сделался круглым, как огурчик. С каждым днем колечки на нем становились все кудрявей и золотистее. Теперь уж батрак от всего сердца поил и кормил ягненка, глаз с него не сводил — ведь только и утешения было у бедняги.

Однажды пас он его у обочины дороги и увидел царских глашатаев, которые извещали о том, что у царя есть дочь, пребывающая в свои молодые годы в большой печали. Еще не нашлось такого человека, который сумел бы вызвать хоть

слабую тень улыбки на ее лице. Царь-де очень омрачен зтим несчастьем и страдает денно и нощно. Он извещает о том, что, если кто-либо развеселит его дочь, — получит ее в жены и половину царства впридачу.

Как прослышал батрак про такое, подумал: «Пойду-ка я в царский дворец, попытаю счастья. А если опозорюсь, то, верно уж, буду не один».

И с этой думой пустился в путь-дорогу к царским хоромам. Шел с утра до вечера, а как сумеркам сгущаться, дошел до какого-то села и постучался в одни ворота, чтоб пустили его переночевать. Когда ворота открылись,— о боже! — увидел человек, что попал к самому попу, а тому — что делать! — пришлось притвориться, как человеку благочестивому, что принимает он его ночевать с открытой душой, И повел батрака в одну из комнат. Попадья и три его дочки как увидели овечку, так вьющиеся колечки ее стали им поперек горла. И как могло быть иначе, если овечка, где проходила,— место золотила.

Поздней ночью надумали поповны: если украсть овечку они не могут, так хоть выдернут у бедняжки несколько золотых завитков. Тихонько, на цыпочках, подкралась старшая дочь попа к овечке, дернула как можно больше завитков, а они не выдергиваются. Тогда она решила меньше захватить и хотела опустить руку, а рука не опускается, будто приросла к овечке. Приложила девица и другую руку, но рука, как только коснулась золотых шерстинок, так и окаменела. Ужас, страх, дрожь забили бедную. Пробует она вырваться, отдернуть руку — ни в какую! Рука и точно приросла к шерсти овечки.

Не долго терпела и средняя поповна, — подкралась к дверям, чтоб тоже украсть хоть несколько кудряшек, Как увидела, что сестра уже дергает овечку, — бросилась к ней, да не тут-то было! — и ее руки тотчас приклеились к завиткам овечки и, хоть тресни, не отдергиваются.

Через некоторое время не выдержала и младшая — и попалась, как остальные.

Поп с попадьей стали уж волноваться:

— Отчего так медлят наши дочки? Что могло с ними случиться?

Попадья набралась смелости и пошла поглядеть, что делается в соседней комнате. Открыв дверь, подумала она, что дочери не могут оторвать шерсть, и вцепилась сама в овеч-

ку обеими руками. Да так и окаменела. В тревоге и беспокойстве за дочерей пошел и поп разведать что-либо. Отворил дверь комнаты и, думая помочь, схватился за плечи попадьи, чтоб потянуть назад, да — рраз! — приклеился сам вместе с попадьей и дочерьми.

До самого утра мучались они так, как не мучаются и птицы в клетках.

На другой день утром поднялся Чабан с восходом солнца и пустился в путь-дорогу, как задумал раньше. Овечка тоже поднялась, пошла следом и потянула за собой все семейство попа. Те плелись, спотыкаясь и падая, когда на четвереньках, когда ползком, чабан же все это видел, но, шагая впереди, не обращал на них внимания и только посмеивался в усы.

У околицы села некий человек, что веял зерно, увидев попа со своим семейством, в сердцах говорит своему помощнику: «Глянь-ка на попа,— поглоти его пустыня, так жаден, что и эту овечку хочет увести»,— и, размахнувшись, хвать попа по спине лопатой так, что у того даже кости хрустнули. Теперь уж и этот человек плелся за ними.

А овечка в погоне за травкой бежала то у обочины дороги, то через кустарники, и все приставшие к ней уже корчились от мук и усталости.

Так пришли они к царскому дворцу. Батрак постучал в царские ворота и закричал что было мочи:

— Отворяйте ворота, веду с собой попа!

Стражники отворили ворота, и царь вышел ему навстречу. Да как увидел его,— схватился за бока и ну хохотать, прямо задергался на месте. Это была уже не шутка, а случай. Такого ни с кем не приключалось ни до того, ни после.

А как подошел батрак ближе ко дворцу,—увидел в оконце наверху мрачную царскую дочь, что ни разу в своей жизни не засмеялась. Взглянув на перепуганного и растерянного попа, на всех остальных, держащихся один за другого, и на свечку, которая, что ни шаг,— валила их всех наземь, как нельзя смешнее, не удержалась она и так рассмеялась, что остановиться не могла. Так весело смеялась царская дочь.

Словно солнце опустилось на землю и все богатство мира скопилось у царского дворца — такая радость охватила людей, а больше всех — самого царя.

Велел он созвать лучших музыкантов, а батрака одел в одежды, отливающие золотом, обручил его со своей дочерью,

и закатили они свадьбу,— другой такой не было еще и в помине. Был и я на том пиру, пировал много недель и месяцев. От большого веселья принялись гости стрелять из пушки, да по невнимательности и меня зарядили в нее вместо снаряда. Как пальнули — летел я, летел и вот попал прямо сюда, чтоб рассказать вам эту сказку о батраке и его овечке.