Сказание о Саргоне
Я — Шаррукен, царь могучий, царь Аккада,
Мать моя — жрица, отца я не ведал,
Брат моего отца в горах обитает,
Град мой — Ацупирану, что лежит на брегах Евфрата.
Понесла меня мать моя, жрица, родила меня в тайне.
Положила в тростниковый ящик, вход мой закрыла смолою,
Бросила в реку, что меня не затопила.
Подняла река, понесла меня к Акки, водоносу.
Акки, водонос, багром меня поднял,
Акки, водонос, воспитал меня, как сына.
Акки, водонос, меня садовником сделал.
Когда садовником был я, — Иштар меня полюбила,
И пятьдесят четыре года на царстве был я.
Людьми черноголовыми я владел и правил,
Могучие горы топорами медными сравнял я,
Я поднимался на высокие горы,
Преодолевал я низкие горы,
Страну морскую трижды осаждал я.
Дильмун победил я…………..
В Дуранки великий я вошел и поселился,
……………. изменил ………….
Кто из царей, что поднимутся после,
После меня на царстве будет,
Людьми черноголовыми да владеет и правит,
Могучие горы топорами медными да сравняет,
Да поднимется на высокие горы,
Страну морскую трижды да осадит,
Дильмун победит………
В Дуранки великий да войдет, да …..
………..из моего города Аккада.
………………………………….
«Дабы… храм, что, подобно ладье груженой, вознесся, Плавильные печи града, что мощно пылают, Реку его, что рекою радости течет извечно, Нивы и долы его, где мотыга роет, В поля пустынные обратить, Дабы дом Киша, град, подобно призраку, В поселение возвратить, Царя его, пастыря Урзабабу, Что в доме Киша, подобно солнцу, восходит, Царствие его, власть его изменить, дабы пышность, Роскошь дворца его удалить, Ан и Энлиль словами своими светлыми Праведно повелели. И тогда Шаррукена — «царя истинного», — А град его — Азупирану, Отец его — Лаипум, мать его — жрица, Шаррукена сердцем благостно они избрали, Ибо так от рождения суждено ему было. ……………………………………………………. Когда день ушел, а вечер пришел, Шаррукен жертвы во дворец доставил: А тот возлежал в жилище светлом, В потаенном покое для сновидений. Он сердцем знал, да язык не молвил, Никому из людей сказать не мог он. Шаррукена же, что жертвы во дворец приносит, Чашеносием-прислужником он его сделал, О питейной утвари поручил заботы. А. светлая Инанна свой лик не явила Прошло пять дней и десять, Царь Урзабаба укрывался в жилье своем, Дрожал от страха. Словно лев гонимый, непрерывно мочился, Гноем и кровью нутро исходило. Словно большая морская рыба, что попала в сети, Трепыхался, бился. А в это время чашеносец в «доме вина, в доме хлеба», Шаррукен, он спать не спал, в забытьи лежал. Светлая Инанна в сновиденье В кровавую реку его окунает. Шаррукен кричит и стонет, рот землею набивает. Царь Урзабаба, те крики услышав, Велит в покои пресветлые к нему — царю — его доставить. Шаррукен предстал пред Урзабабой. «Что тебе, чашеносец, привиделось ныне, мне расскажи-ка!» Шаррукен царю своему так молвит: «Господин мой, о виденье своем да поведаю! Дева некая, до небес она ростом, что земля обширна, Что стена основаньем поставлена прочно, В реку могучую, в реку кровавую меня окунула». Урзабаба закусил губу, нутро его затрепетало. Советнику своему так он молвил: «…вот сестра моя. светлая Инанна, В кровь палец мой окунула, Чашеносца же Шаррукена в реке могучей она потопит». Белиштикалю, главе плавильщиков, тому, Кто мое потаенное знает: «Слово скажу тебе, пойми мое слово. Совет тебе дам, прими со вниманьем. Когда чашеносец тебе мою бронзу доставит, В очищающем доме, где судьба свершится, Словно статую, Брось в печь плавильную». Белиштикаль слова своего господина принял. В очищающем доме, где судьба свершится, Плавильные печи он подготовил. Царь Шаррукену так молвит: «Иди и бронзу мою главе плавильщиков отнеси-ка!» Шаррукен из дворца Урзабабы вышел. А светлая Инанна со стороны своей правой Лика своего она не явила. Но к очищающему дому, дому, где судьба свершится, Он и ста шагов не сделал — Светлая Инанна пред ним оказалась, Ногу свою пред ним поставила. «Или дом очищения — не дом пресветлый? Тот, кто в крови, его не преступит!» В воротах дома, где судьба свершится, Глава плавильщиков его встречает. Когда бронзу царскую главе плавильщиков он отдал, Белиштикаль, глава плавильщиков, скрылся, Словно статую, бросил в печь плавильную. Шаррукен, когда пять дней истекло и десять, К Урзабабе, царю своему пришел. Во дворец, что, подобно горе, возвышается, вошел. Царь Урзабаба укрывался в жилье своем, дрожал от страха. Он сердцем знал, да язык не молвил, Никому из людей сказать не мог он. В своем жилище, в покое светлом для сновидений, Царь Урзабаба дрожал от страха. Он сердцем знал, да язык не молвил, Никому из людей сказать не мог он. А тогда глину для таблички знали, Для покрытья таблички глину не знали. Царь Урзабаба Шаррукена, избранника божьего, С табличкой, где о смерти того написано было, В Урук, к Лугальзагеси отправил. И вот супруга Лугальзагеси… Ее женская честь ей щит-опора… Не узнал Лугальзагеси посланца. «Ступай! К кирпичам Эаны отправься!» Лугальзагеси смысла посланья не понял, О посланце ничего не молвил. Жрецу верховному о посланце не молвил, Зато княжьего сына обрек смерти. Жрец верховный — увы! — воскликнул и в прах уселся. Лугальзагеси посла возвращает. «Посланец, Шаррукен не подчинится?» Склонившись, Шаррукен Лугальзагеси… Шаррукен Лугальзагеси так молвит: «Почему Шаррукен…
Конец разрушен.