Жила-была женщина. Тягостно, все в бедности да в невзгодах проходили ее дни, и единственной радостью жизни ее был сын-подросток, который уже помогал ей то в одном, то в другом деле. Как-то в зиму одну лютую началась вьюга, метель разыгралась, сугробы намело громадные — света не видать. Поутру, когда затихла метелица и поднялось солнышко ясное, вышел паренек с лопатою снег отбросить, дорожку расчистить.

Работает он себе да вдруг слышит, как с дерева ворона закаркала :

— Киррр, кар, кар, кар… Киррр, кар, кар, кар! — Рыдает бедная ворона, сердце разрывается.

Мальчик выпрямился и прислушался:

Кирр, кар, кар, кар, Кирр, кар, кар, кар: Ветер дует, задувает, Снегом поле заметает,

Лют мороз и крутит вьюга,

Стонут все леса в округе, А весна еще не скоро, Есть мне нечего — вот горе! Ох, тоска в моей груди, . Голод, холод впереди! Кирр, кар, кар, кар, Кирр, кар, кар, кар, Кто меня сейчас спасет, Счастье в жизни обретет.

Прослезился паренек и, хорошо зная, почем фунт лиха,— не раз сидел он голодный, что и на белый свет глядеть не хотелось,— кинул он лопату из рук и крикнул:

Эй, лети сюда, ворона, Мне твои понятны стоны. Позабочусь о тебе —

Зазимуй в моей избе.

Подлетела к нему ворона, и стал он с той поры кормить ее, холить. Не раз последний кусок ото рта отрывал и бедной птице отдавал. А когда пришла весна-кудёсница да потекли, зазвенели ручейки, поблагодарила ворона парня от души и молвила:

— Друг ты мой, пойдем со мной в царство воронье, там живет моя матушка; за добро, что ты мне сделал, одарит она тебя всем, что есть лучшего под солнцем; даст она тебе имение, дворцы, казну богатую, но ты попроси одну лишь подушечку, на которой она стоит.

Выслушал парень слова вороны, да и пошли они, вдвоем в путь дорогу дальнюю. Шли они, шли, не день и не два, пока вошли в царство этого рода птичьего. Обрадовалась им старая ворона, задала пир на весь мир, столы ломились от всяких яств и вин, песни чудесные звенели, ведь пели там жар-птицы звонкими голосами своими.

— Что же мне подарить тебе, парень милый, как отблаго-дарить за дело доброе, за спасение жизни моего детеныша.

Ты утолил мою скорбь и дал мне взамен счастье необъятное. Скажи, чего тебе хочется: имения, дворцы, казну богатую, все тебе дам…

— Не осмелюсь я таких богатств просить; сказать по правде, достаточно мне одной подушечки,что под ногами у тебя лежит,— ответил парень, с первого взгляда приметивший, что ворона то и дело прыгает на красивой подушечке.

— Проси, парень, что душа твоя желает, дам тебе я сокровища несметные, станешь ты самым богатым человеком в мире,— настаивает вновь ворона-матушка.

— Ничего другого мне не надо, хочу я подушечку, на которой ты прыгаешь.

Увидала старая ворона, что парень стоит на своем, некуда ей деваться, отдала подушечку.

— Береги ее, как зеницу ока,— посоветовала она ему на прощание,— да смотри, не вздумай распороть ее, чтоб внутрь заглянуть. Как вернешься домой, построй видимо-невидимо загонов обширных и тогда лишь можешь вспороть подушечку.

— Понятно,— ответил парень и отправился в путь-дорогу. Шел он, шел, да все его гложет желание распороть хоть

немного подушечку да заглянуть в нее. «Или обманули меня, или чудо большое в подушечке захоронено. Раз она посоветовала мне такие загоны большие приготовить,— думал парень,— значит, много всякого добра в подушечке спрятано,— давай-ка посмотрим». Только он чуть-чуть надпорол подушеч-ку, а из нее как хлынут животные всякие: лошади, волы, коровы, стада овец, свиней… Мечется парень во все стороны, старается согнать их вместе, да не тут-то было: разбежались они кто куда. Увидал горемычный, что ничем помочь себе не мо-жет, да и заплакал горькими слезами, даже траве вокруг жалко его стало. Охватила его тоска жгучая, так что и свет белый ему не мил. И вот, откуда ни возьмись, подошел к нему железный волк, такой большой, могучий, что от шагов его земля сотрясалася.

— Чего ты, молодец, плачешь? — спросил волк, зубами щелкая.

— Как мне не плакать, если приключилось со мной несчастье такое,— и рассказал он волку все, что с ним произошло.

— А что ты мне дашь, если загоню весь скот обратно?

— Если сможешь сделать это, возьми себе свою долю, так чтобы и я не был в обиде, да и ты не прогадал.

— Взять я и без того могу, сколько мне захочется, и ты никак мне не помешаешь.

— Ничем другим отблагодарить тебя не могу. А тебе чего бы хотелось?

— Мне бы хотелось тебя съесть, когда жизнь тебе всего милее покажется.

Задумался парень и так решил: будь потом, что будет, только бы скот загнать да матушку свою обрадовать, из бедности вызволить.

Обежал железный волк вокруг стад несметных, защелкал зубами, точно в колокола забил, да и загнал скот в подушечку.

На прощание вновь напомнил железный волк парню, что тогда за ним придет, когда жизнь ему всего милее покажется.

Пошел парень своей дорогой, а волк убежал одному ему известными тролками.

Вот пришел молодец домой, понастроил загоны большие-пребольшие, сколько взором с крыши мог охватить, затем распорол подушечку и выпустил стада несметные. Весть о чуде том весь мир облетела, и много бояр да царей думали его в зятья заполучить, только он и слушать не хотел.

Все жил он с думкой горькою, в ожидании страшной минуты той, когда железный волк явится за обещанным и даже косточки от него не оставит. Увидали люди, что чахнет добрый молодец, как цветок от осенних заморозков, да и сказали ему без обиняков: «Женись парень, чего мешкаешь». Он туда, сюда, все им зубы заговаривал. Но однажды так его прижали, что не смог отвертеться от ответа прямого, да и молвил:

— Эх, люди добрые, женился бы я, не задумался бы, да вот боюсь, что как затею свадьбу, придет железный волк и съест меня.— И рассказал он им все, как было.

— Ну, вот еще чего убоялся!

— Женись, парень, не посмеет волк сюда к нам прийти, а если и сунется, знаем мы, как шкуру серую с него содрать.

— Нашел чего бояться, женись, не тужи, ну а волк пусть только появится, найдем на него управу.

— Не такие уж мы лопоухие, чтобы волк к нам сам на рожон шел: закатывай свадьбу, парень, не раздумывай.

Послушался парень советчиков своих да и решил жениться.

Веселье и радость царили на свадьбе этой, танцам не было конца, но только собрались все у столов накрытых, чтобы выпить в честь молодых,— как из-под земли железный волк вырос, вот-вот готовый жениха схватить.

Все окаменели от ужаса, никто ведь от сотворения мира не видал волка такого. Весь железный, клыки длинные и острые, глаза большие, как тарелки, хвост, что тополь, а сам такой тяжелый, что еле его земля носила.

— Ау-ау! жених счастливый, проглочу тебя я живо,— завыл волк, зубами щелкая.

А на столе перед женихом лежал каравай, и, чувствуя, что будет худо, и свадьба сулит вместо радости влюбленных — слезы, стон и похороны, вместо песен, вместо скрипки — горестной вдовицы крики, заговорил каравай громким голосом:

— Остановись-ка, волк железный, потерпи немного да меня послушай.

Не очень-то хотелось волку слушать, но присел он и зни-мает.

— Перед тем, как в землю меня посадить, семена мои известкой посыпают, брызгают, протравляют, а я все терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю! — воскликнул волк.

— Затем меня выносят в поле чистое, засыпают в сеялки лучистые да хоронят в землю теплую. А я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю!

— А в земле я оживаю, все покровы пробиваю, поле зеленеет, земля молодеет, а зимою от морозов лицо мое леденеет.

Затем снег меня укроет, злятся вихри надо мною, задувают, заметают, что и след мой исчезает, а я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю!

— А когда весна приходит, то согреет, то подморозит, а потом, как станет теплее, землю боронами разрыхляют и катком меня давят; я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю!

— А еще подожди, хлынут дожди, я расту все выше, ветры колосья колышут, к земле безжалостно гнут, а потом люди меня жнут косами, серпами, комбайнами-молодцами, а затем молотят, по бокам колотят, насыпают в тары и везут в амбары, а я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю!

— А из амбаров меня на мельницу отвозят. Ох, не легок труд, жерновами трут, растирают, в муку превращают, а я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю.

__ С мельницы, волчонок мой, везут меня домой, на весах

взвесят, в квашне замесят, на куски разрезают, в печь на угли сажают, а я терплю, терпи и ты, волк!

— Терплю.

— А вот, если легкая рука, то и хлеб хоть куда, а коль месят без уменья, то и хлеб весь никудышний, лопнувший. Лопни и ты,волк!

— Лопну! — и только промолвил это волк, тут же лопнул на мелкие кусочки.

Раздалось опять на свадьбе веселье. Целый месяц пиры не прекращались.

И я на той свадьбе был, там я сказку эту услыхал, да и вам точь-в-точь рассказал.