Однажды халиф Гарун аль-Рашид во время беседы со своим наставником сказал:

— Учитель, ты сам знаешь, что по натуре своей я ищущий. У меня есть все блага этого мира, всё, о чём мечтает большинство смертных. Не кажется ли тебе, что, раз я освобождён от мирских забот, коими беспрестанно забиты головы простых людей, мне следовало знать более того, что мне известно теперь?

Учитель выслушал и ответил:

— У всего должна быть своя основа. У тебя, например, имеются все основания для того, чтобы властвовать, для того, чтобы повелевать людям потворствовать твоим желаниям. Но когда нет изначальной основы, человек не только не может сам создать её, но зачастую, подобно тебе, ошибочно полагает, будто он уже обрёл эту необходимую основу.

— Вот ты и научи меня, как её обрести, — принялся настаивать нетерпеливый халиф.

— Для начала я научу тебя осознавать необходимость этой основы, иначе ты не согласишься принять её от познавших, — неторопливо, растягивая слова, ответил мудрец.

Говорить на эту тему дальше он отказался, потому что знал: обучить обещанному можно только при соответствующих обстоятельствах, которые могли бы наглядно пояснить то, чему он будет учить.

Прошло несколько лет, и вот наконец подвернулся подходящий случай. Халиф и мудрец обедали вместе, и во время обеда Гарун обратился к наставнику:

— Учитель, эти сладкие марципановые шарики могут, по-моему, послужить ярчайшим примером того, как человеческие изобретения, если они хороши, быстро распространяются по всему миру, становясь достоянием каждого.

— О халиф! — воскликнул мудрец. — Прошло уже несколько тысячелетий с тех пор, как человек впервые отведал марципанов. Но, несмотря на это, далеко не всякому приятен их вкус. Мало того, есть на земле ещё великое множество таких людей, которые и знать-то о них ничего не знают.

Столь явное умаление его знаний страшно разгневало халифа, но он сдержался и сказал мудрецу:

— Я даю тебе один день для того, чтобы ты смог доказать своё голословное утверждение. И если к завтрашнему вечеру ты не приведёшь ко мне человека, который ничего не знает о марципанах, я вышвырну тебя вон со двора, как обманщика и глупца.

— Я исполню твою волю, — ответил мудрец, — но вовсе не из-за угроз, а потому только, что именно сейчас сложились обстоятельства, которые требуются для наглядной демонстрации необходимости изначальной основы.

Утром следующего дня он вышел на улицы Багдада и не спеша побрёл по ним. Вскоре ему повстречался какой-то селянин, одет он был очень просто и шёл по улице так, словно неведомая сила каким-то непонятным образом забросила его в совершенно чуждый ему мир — во взгляде непритворное удивление, а руки как-то нелепо прижимали к груди кусок хлебной лепёшки.

— Откуда ты и куда? — спросил его мудрец, поравнявшись с ним.

— Но, но… полегче! — выпалил тот в ответ. — Знаю я вас, все вы на мой хлеб падки.

— Вовсе нет, — попытался успокоить его мудрец, — напротив, я хочу угостить тебя кое-чем вкусным.

— С чего бы это вдруг? — спросил крестьянин.

— Чтобы помочь тебе узнать новое и ещё дать возможность одному человеку понять кое-что очень важное, — ответил мудрец.

После долгих уговоров ему удалось притащить упрямца в халифский дворец. Завидев ослепляющие своей роскошью одежды телохранителей халифа, его богоподобных визирей, белоснежный мрамор, фонтаны, несчастный пал ниц и завопил:

— О, я узнал! О, это он пришёл! Настал день воскрешения! О, как великолепен этот зал правосудия Бога единого и всемогущего!

— Ты видишь всё так, как тебе и подобает, но ты ошибаешься, — сказал мудрец.

Потом он ещё долго говорил о чём-то, но бедняга ничего не мог понять и лишь смотрел на мудреца ошалевшими, испуганно-преданными глазами.

Наконец они пришли к халифу и уселись рядом с ним на ковёр. Мудрец указал ладонью на крестьянина и сказал халифу, что исполнил его волю и привёл к нему человека, который ничего не знает о марципанах.

— Ну, это мы ещё проверим, — ответил халиф. — Что это у тебя в руках? — спросил он, обернувшись к крестьянину.

— Пища, — ответил тот.

Халиф подал знак рукой, и ему принесли несколько марципановых шариков.

— Ну, а это что? — спросил он. — Это ведь нечто съедобное, не так ли?

— У нас в деревне живёт очень мудрый человек, — отвечал ему крестьянин, — так вот он, говоря о пище, всегда приводит поговорку: «Финики, вода и ощущения». Воду и финики я знаю, следовательно, это ощущение.

При этих словах мудрец воскликнул:

— О халиф! Этот человек использует, как основу, жизненную мудрость своей деревни для того, чтобы объяснить те явления, которые ему непонятны без более полного объяснения или при отсутствии опыта. Он не испытывает необходимости в марципанах. А если бы таковая и была, нам пришлось бы дать ему больше сведений о них, большую основу для понимания. Точно так же и просвещённому человеку нравятся те предметы, и даже просто их идея, которые развились от основ, отсутствующих или же малоприметных в его собственном окружении.