(Сказка народности мео)

Жил некогда государь, было у него три дочери, и все три — на выданье. Все бы хорошо, да вот беда: принцессы отличались капризным, вздорным нравом, особенно старшая. От одного взгляда на ее вечно кислую

рожицу начинало скулы сводить, как от недозрелого лимона. Она только и знала, что брезгливо кривила губы да бранилась без всякой причины. Молодые военачальники, что несли службу при дворе, и рады были бы поухаживать за принцессами, да только из этого ничего не получалось: попробуй подойти к принцессам — так засмеют, стыда не оберешься! В другой раз будешь держаться от них подальше.

Однажды старшая из принцесс ни за что ни про что обругала трех молодых военачальников. Все трое затаили на нее обиду и решили ей отомстить. Вышли они на дорогу и увидели нищего по прозвищу Сирота — ушлого малого, себе на уме,— он, как обычно, у прохожих милостыню выпрашивал.

— Эй, бедолага! Тебе небось нелегко живется,— обратились юноши к нищему.— Надоело, знать, милостыню просить? Наверняка хочется себя потешить да пожить в холе и неге?

Поднял нищий на юношей воспаленные глаза.

— Еще бы! — отвечал он.— Как не хотеть! Да только к чему пустые разговоры?! Скажите на милость, как это нищий может себя потешить? Ведь у меня нет ни денег, ни добра. Уж не задумали ли вы, уважаемые, от своих щедрот пожаловать мне мешочек с монетами?

— Э-э, нет… На это ты не надейся. Дай тебе денег — ты все равно богатеем не станешь. Для этого нужно другое: стать государевым зятем. Вот станешь зятем государя — тогда и заживешь в холе и неге.

Услыхал это нищий, испугался, замахал руками:

— Да вы надо мной потешаетесь, славные юноши! Разве нищий может стать государевым зятем? Взгляните только на мои руки — они покрыты болячками, посмотрите на мое лицо — оно стало черным от грязи. А эти лохмотья — они едва прикрывают мою наготу! Кто не побрезгует прикоснуться ко мне!

Тогда юноши отозвали нищего в сторону и стали что-то шептать ему на ухо. Сначала он слушал без особого интереса, потом оживился, а под конец весело расхохотался:

— Была не была! — воскликнул он.— Премного вам благодарен за дельный совет!

С того дня нищий перестал выходить на дорогу с протянутой рукой. По совету трех юношей отправился он в лес и ровно три дня прятался в кустах на опушке, пока не удалось ему подстрелить из лука одного-един-

ственного воробья. Вечером Сирота вывалял его в курином помете возле чужого курятника, а утром насадил на стрелу и пошел к государевым хоромам. Государь в тот день был на охоте, поэтому нищий смело подошел к частоколу, за которым возвышался дворец. Он натянул тетиву и пустил стрелу с насаженным на нее воробьем к тем палатам, где сидели за вышиванием три принцессы. Старшая увидела перепачканную куриным пометом воробьиную тушку и принялась браниться:

— Чтоб тебе пусто было, чтоб ты лопнул, негодник! Чтоб у тебя руки отсохли! И кто тебя надоумил забросить к нам этакую дрянь! Весь двор загадил!..

Тут нищий подал голос:

— Несравненные принцессы! Не извольте гневаться, киньте мне эту дрянь назад! Ведь недаром говорят: лучше облагодетельствовать, чем озолотить!

Принцессы не нашлись что ответить, склонились над своим вышиванием и притихли. Этого-то Сироте и надо было! Он принялся громко вопить, умоляя принцесс кинуть назад воробья. Старшая испугалась: не ровен час, отец вернется с охоты, увидит под забором нищего — разгневается на них за то, что они привечают какого-то оборванца. И, конечно, больше всех достанется старшей! Поэтому она велела средней тотчас поднять воробья и перекинуть через забор, чтобы этот горлопан наконец унялся. Средняя из принцесс не захотела ронять своего достоинства и перепоручила это дело младшей. Той ничего не оставалось, как подчиниться. Она отложила рукоделие, подошла к воробью, наклонилась, протянула руку, но тут же с брезгливостью отдернула:

— Фи! Какая гадость! Больно нужно пачкать руки! Кто забросил, тот пусть и забирает это добро!

Нищий не растерялся и — прыг! — перемахнул через забор, на глазах у трех изумленных принцесс поднял своего воробья, немного потоптался на месте, потом нерешительно подошел к государевым дочерям и попросил дать ему напиться. Те дара речи лишились от подобной дерзости. Однако нищего не смутишь,— не отходя от принцесс, он принялся еще громче просить, чтобы они дали ему напиться. Принцессы молчали. Тогда нищий взял и уселся у ног старшей сестры, а сам все твердил свое. Старшая испугалась, как бы отец не увидел, что у ее ног расселся незнакомый парень, за такие дела отец не пощадит — поколотит не только ее, но и сестер! Велела она средней сестре принести воды, а та перепо-

ручила это дело младшей. Пришлось младшей сестре подчиниться: принесла она нищему черпак с водой, тот выпил залпом, отошел в сторонку, снова уселся на землю и как ни в чем не бывало принялся ощипывать воробья. Тут все три принцессы в один голос закричали, чтобы он убирался, да поскорее. Не тут-то было! Нищий им преспокойно ответил:

— Взгляните сами, милые принцессы: птица-то вся перепачкана. Вот погодите, я ее ощиплю, тогда и пойду вон со двора!

Принцессы не знали, как поскорей отделаться от этого бродяги.

— Ладно, ощипывай своего воробья поскорей да убирайся, не то увидит тебя здесь наш батюшка, тогда не сносить тебе головы,— сказали они.— Неужели ты не знаешь, что государь приказал рубить голову всякому, кто без его позволения заговорит с нами? Нынче нас просто некому охранять — все стражники и военачальники уже лишились головы за то, что пытались заговорить с нами без ведома государя. Так что, если хочешь остаться в живых,— уноси поскорее ноги!

Нищий вежливо поддакивал принцессам, но уходить не торопился. Он выдергивал перышко за перышком, а когда наконец покончил с этим делом, попросил принцесс принести немного хворосту и уголек: решил он, видите ли, костер развести и воробья зажарить. Принцессы обступили невежу и давай на чем свет стоит бранить, но тот и ухом не ведет — сидит себе и сидит.

— Поймите вы, несравненные принцессы,— твердил он,— куда мне деваться: хижина моя отсюда далеко, поэтому, пока не изжарю воробья, с места не тронусь, а то дичь испортится.

Поняли принцессы, что этот нахал и впрямь не уйдет, пока не добьется своего, и еще больше перепугались. «А вдруг нагрянет батюшка — как тогда быть?» — подумала старшая и велела средней сестре, чтобы та принесла немного хворосту. Средняя перепоручила дело младшей, ну, а младшей за хворостом посылать было некого, вот и пришлось пойти самой.

Развел Сирота огонь и давай воробья жарить. Вскоре пошел аппетитный запах. Принцессы принюхались, и у них слюнки потекли. Захотелось им тоже дичи отведать. Но не просить же у нищего, чтобы он их угостил, вот и стали браниться, гнать его вон, от греха подальше. Но тот и не думает с места сдвинуться.

— Ах, как вкусно! Что за чудный запах! — приговаривал Сирота.— Только вот кусок в горло не лезет без глотка вина. Поднесите-ка, милые принцессы, мне чашечку вина — я выпью, закушу и пойду восвояси, не стану вам больше глаза мозолить.

Старшая из принцесс решила: «Воробей такой маленький, на один зубок. Чем тратить время на препирательства с этим прощелыгой, лучше, пожалуй, поднести ему чашечку вина. Пусть выпьет, закусит да убирается восвояси». И велела она средней сестре пойти и принести чашечку вина. Средняя сестра перепоручила это дело младшей, а младшей некого было посылать вместо себя, поэтому пришлось самой за вином пойти. Принесла она вино, Сироте протянула:

— Пей да поскорей проваливай отсюда! Не то явится наш батюшка — не сносить тебе головы!

Нищий взял вино, уселся поудобнее, выпил и начал со смаком закусывать. Обглодал только шейку воробья и опять попросил вина. Делать нечего, младшая из принцесс принесла еще чашечку. Сирота снова уселся поудобнее, опрокинул чашечку вина и за воробьиное крылышко принялся. Обглодал одно — опять попросил вина. Младшая принцесса принесла еще чашечку — Сирота расправился с другим крылышком. Теперь осталась тушка, и нищий опять вина запросил. Младшая из принцесс рассердилась — побежала за вином и со злости схватила целый кувшин. Протягивает этот кувшин нищему и кричит:

— На, подавись! Вот тебе целый кувшин! Теперь небось хватит? Пей — и чтоб духу твоего здесь не было!

Нищий взял кувшин и стал сам себе наливать. Выпьет чашечку — закусит, опять выпьет — опять закусит. Наконец съел он всего воробья и все вино выпил. От хмельного Сирота здорово запьянел, растянулся он на земле и начал кричать истошным голосом:

— О Небеса! Что же это делается? О мои бедные батюшка и матушка! Взяли принцессы да и напоили меня допьяна!..

Как раз в это время донесся звон бубенчиков — государь с охоты возвращался. Принцессы испугались, заметались, заплакали, но, как ни упрашивали нищего убраться со двора, он и с места не двигался, а только орал истошным голосом:

— Ай-яй-яй! Как же так? Как же так? Я совсем-совсем пьян… Совсем-совсем пьян… Принцессы меня, бедного, напоили…

У сестер от страха глаза на лоб полезли.

— Что будет, если батюшка увидит у нас во дворе парня, да еще пьяного вдрызг? — причитали они.— Не миновать нам батюшкиного кнута!

Совсем лишившись рассудка от страху, решили они спрятать нищего в опочивальне младшей из принцесс. Схватили его за руки, за ноги и поволокли в покои, но у самой двери Сирота вдруг широко раскинул руки, так что бедные принцессы как ни старались — не смогли втолкнуть его в опочивальню. Тогда принцессы поволокли нищего к опочивальне средней сестры, но у самой двери он опять широко раскинул руки, так что принцессам опять не удалось затащить его в опочивальню. Насмерть перепуганные, решили они втащить его к старшей сестре. К их великой радости, на этот раз Сирота не противился, и его затолкнули под кровать.

Так все вроде бы сошло благополучно. Но едва вечером старшая из принцесс переступила порог своей опочивальни, как Сирота заорал во всю глотку:

— Ой-ой-ой! Видели бы только мои бедные батюшка с матушкой, где мне, горемычному, спать приходится! Несчастный я, бедный! Горло у меня от жажды пересохло! Сами эти принцессы меня напоили допьяна, а теперь чашку воды не подадут! Эй! Кто тут есть? Пить хочу! Пить! Водички мне, водички!

Старшая из принцесс затряслась от страха и злости, быстро нагнулась к нищему и влепила ему звонкую оплеуху, но за водой все-таки пошла.

Взяв из рук принцессы чашку с водой, Сирота вдруг завопил не своим голосом:

— Не буду пить, не буду! Не нужно мне воды, ни горячей, ни холодной!

Стала принцесса умолять Сироту не вопить так громко. Он было утихомирился, да вдруг опять разбуянился:

— Дома я сроду не спал под кроватью! А тут попал в опочивальню принцессы, и вот вам,— пожалуйста, под кровать уложили!

От этих воплей принцессу оторопь взяла: не хватало еще, чтобы услышали все это батюшка с матушкой. Младшие сестры тоже перепугались, как бы Сирота государя с государыней не разбудил, прибежали в опочивальню к старшей и стали умолять ее, чтобы она уложила нищего на свою кровать. Та в конце концов согласилась, нищий по-хозяйски развалился на постели принцессы.

Думала она, что теперь наконец он угомонится. Но не тут-то было! Нищий и не думал спать, он ворочался с боку на бок и задавал принцессе всякие дурацкие вопросы. Принцесса умоляла его замолчать, шипела на него. Но Сирота дурашливо смеялся и нежился на роскошной постели, вдруг как заорет от восторга:

— О Небеса! Какое блаженство! Почему не суждено мне было родиться в государевом дворце?!

На этот раз его голос услыхала государыня. Зажгла она лампу и пошла посмотреть, что творится в опочивальне у старшей дочери. Увидала бедная принцесса матушку, разрыдалась и рассказала по порядку о том, что с нею приключилось. Она умоляла государыню простить ее. Взглянув на наглеца, который удобно устроился прямо в опочивальне принцессы, государыня страшно разгневалась. Но, боясь позора и пересудов, решила она, что выход один — отдать старшую дочь замуж за нищего.

Узнали три молодых военачальника, что их хитроумный замысел удался, велели зажарить быка и свинью и весело отпраздновали свадьбу принцессы с нищим. Право же, он оказался парень не промах.

С тех пор государь не стал больше держать дочерей в запретных покоях. И, о чудо, принцессы оставили прежние замашки и капризы, достойным женихам приятно было с ними добрым словом перемолвиться. А бывший нищий на государевых харчах раздобрел, стал пригожим парнем, а ума да сметки ему было не занимать. И старшая принцесса не жаловалась на свою судьбу.